Есть особенная разновидность поэтического творчества, которую я сейчас опишу. По-английски этот жанр называется “correlative poetry”; мне хотелось бы знать русское название.
Есть несколько кортежей из слов (в математическом смысле слова: кортеж — это конечный упорядоченный список заданной длины), и в каждом кортеже на каждой позиции слово играет семантическую роль, заданную номером позиции. Кортежи разнесены по строкам стихотворения (необязательно по всем строкам), и в каждой такой строке слова встречаются в той же последовательности, в которой они записаны в кортеж. Получается занятный эффект «соотносения», похожий на взаимосвязанности в численных отношениях (А относится к Б, как В относится к Г — то есть частное А/Б равно частному В/Г, и отсюда следует, что частное А/В равно частному Б/Г).
Пример такого стихотворения можно найти здесь. В оригинале (в испанском, а разъяснения — по-английски) это сонет; ниже я приведу подстрочный перевод. В данном случае кортежи — это тройки; первое слово каждой тройки относится к зверю, второе — к птице, а третье — к рыбе. Первая тройка — это среда обитания; вторая тройка — это, собственно, название существа и его способ передвижения; третья тройка — это место, которое существу приносит радость; а четвёртая — это условия, в которых обитает существо и которые оно покидает.
Мой вопрос относится не к литературному приёму (довольно-таки специфическому), а к стихам, которые использованием такого приёма характеризуются. Стихи эти могут быть более или менее осмыслены, предназначаться для выражения одного или другого, но их основная черта и, можно сказать, цель существования — организация именно в такой форме, которую я описал. Слово «сонет» — того же рода: стихотворение, нарушающее определённые формальные требования (рифмовка, распределение мысли) перестаёт быть сонетом, чем бы оно ни было сверх того. Разве что вот эта форма — более специальная и более «игривая».
Вот подстрочник:
Ни в этих лесах (А1), ни в этих небесах (А2), ни в этой реке (А3)
не бежит зверь (Б1), не летит птица (Б2), рыба не плывёт (Б3),
которые не выслушают с полным вниманием
грустный голос моих грустных рыданий;
и хотя бы даже и в расцвете лета
моя жалоба будет ветру доверена,
когда каждому из них милей всего их
свежая пещера (В1), зелёное дерево (В2), прохладный ручей (В3),
сочувствием движимы к моей жалобе,
оставляют они сумрак (Г1), ветку (Г2) и глубины (Г3),
как в старину — чтобы слышать сладостную песнь
того, что в лесах у Струмы
их держало тысячу веков. Вот сколько
владычествует моё горе и владычествовала его сладость!
Добавление: наверное, надо мне указать, что вдохновило этот странный вопрос. Это фраза из романа Пиранделло («Покойный Маттиа Паскаль»):
Ma egli aveva una erudizione tutta sua particolare, curiosa e bislacca. Era, per esempio, dottissimo in bisticci: conosceva la poesia fidenziana e la maccaronica, la burchiellesca e la leporeambica, e citava allitterazioni e annominazioni e versi correlativi e incatenati e retrogradi di tutti i poeti perdigiorni, e non poche rime balzane componeva egli stesso.
Эти слова – из характеристики одного персонажа, домашнего учителя. Примерно перевести можно так (если по смыслу прицепливаться к оригиналу):
Но его эрудиция была весьма своеобразная – причудливая и нескладная. Он, например, очень хорошо был знаком с барочным стихосложением: знал поэзию фиденцианскую и макароническую, буркьелловскую и лепореамбическую, читал вслух аллитерации и анноминации, стихи соотносительные, цепочечные и анациклические всех самых разных поэтов-пустословов, и немало странных стихотворений он составил сам.
Впрочем, слово «bisticci» означает, скорее, шуточное стихосложение. Пиранделло приводит и пример такой шутки. Перевести этот пример на русский язык можно, скажем, так:
Помню, как-то раз в «Сан Роккино» он сто раз, наверное,
заставил нас повторить вот это своё «Эхо», обращаясь к
холму напротив:
Кто украдкой погубит, бросит тело в овраг?
— (Враг).
Кто жестокой насмешкой поразит меня вдруг?
— (Друг).
Для кого мои слёзы – так, всего лишь потеха?
— (Эха).
В оригинале, правда, речь идёт о любви, да и эхо скорее сочувствует чтецу, чем насмехается над ним, но ведь неважно:
In cuor di donna quanto dura amore?
— (Ore).
Ed ella non mi amò quant'io l'amai?
— (Mai).
Or chi sei tu che sì ti lagni meco?
— (Eco).
То есть:
В сердце женском сколько длится любовь?
— (Пару часов).
Она меня не любила, как я её любил?
— (Никогда).
Но кто же ты – о, плачущий со мною?
— (Эхо).
